Автономная некоммерческая организация
Санкт-Петербургский научно-исследовательский центр прикладной психологии и судебно-психологической экспертизы
Санкт-Петербургский научно-исследовательский центр прикладной психологии и судебно-психологической экспертизы
В отличие от других направлений психотерапии, которые или пытаются игнорировать символ вообще, или оперируют конкретным реестром символов с конкретными значениями, символическое моделирование (СИМ) создает условия для их относительно свободного продуцирования самим человеком. То есть, в СИМ весь процесс отдается на волю волн бессознательного самого клиента. Он создает свой метафорический ландшафт, по которому проводник (терапевт, коуч, фасилитатор) просто помогает ему двигаться, ненавязчиво, до предела минимизируя «себя».
Символ – родовое понятие. Образ – видовое. Кроме того, образ остается образом (как результат восприятия), пока не подвергается интерпретации. Как только мы начинаем образ интерпретировать, то есть, усматривать находящийся в нем (или присваивать ему) смысл, он превращается в символ. Точнее говоря, в этом процессе мы обнаруживаем, что данный образ – символ.
Именно здесь обнаруживается принципиальная разница в «неинтерпретативных» версиях психоанализа и символическом моделировании. «Неинтерпретативный» подход предполагает, что есть отношения и феномены «несимволического» типа, отсюда – если нет символов, то и интерпретировать нечего. «Неинтерпретация» в СИМ означает отказ от интерпретации символов, навигацию в метафорическом ландшафте без попыток рационального объяснения образов, процессов и их связей, без когнитивной вербализации, без вторичного процесса.
Вместе с тем, «чистое» СИМ, на мой взгляд, нуждается в известной модификации, связанной с необходимостью усиления теоретического обоснования данного направления и развития его инструментальной базы. Такого рода модификация может быть осуществлена через дополнение СИМ элементами дискурсивно-символического подхода, такими как:
1) абсентеистская рациональность – когда мы учитываем не только присутствующее в нашем метафорическом ландшафте, но и отсутствующее в нем (и влияющее на присутствующее);
2) трехчастная структура символа, включающая его когнитивный, аффективный и деятельностный компоненты, что дает возможность структурировать и вопросы «чистого языка»;
3) концепция символической конъюнкции, которая помогает объяснить сам процесс формирования метафорических пространств, его логику и механизмы, а значит, дает дополнительные возможности воздействовать на него.
Рассмотрим эти элементы подробнее.
В психологической литературе проблема влиятельности отсутствующего поставлена была давно. В частности, говорят об «эффекте отсутствия» обоих или одного из родителей на особенности социализации подростков, «эффекте отсутствия» мужей (отправившихся на заработки) на психологию и поведенческие реакции женщин общины. Собственно, практика как психотерапии, так и магии есть ни что иное, как работа с «отсутствующим» (травма, переживание, фобия и т.д.), продолжающим воздействовать на «присутствующее». К этому же типу рациональности относится и структурализм К. Леви-Стросса, Ж. Лакана, М. Фуко, и др., в рамках которого бессознательное («отсутствующее» в сознании) исследовалось в качестве формальной структуры человеческого духа, инвариантного комплекса принципов его символической функции. Естественным образом обнаруживает себя абсентеистская рациональность и на уровне метафорического дискурса, как профанного, так и околоакадемического, о чем говорят нам, например, такие максимы, как «Счастье – это отсутствие несчастья», «Лишь бы не было войны», «Отсутствие результата – тоже результат», «Отсутствие прогресса есть регресс», и др.
Таким образом, при описании формирующихся метафорических ландшафтов и пространств в СИМ необходимо, по моему убеждению, учитывать не просто максимально возможное количество проявленных элементов в дискурсивном развертывании ландшафта, но и принимать во внимание дихотомию как сущего, так и вероятного, или, другими словами, как данного нам в непосредственном моделировании, так и «отсутствующего», поскольку оно непременно оказывает воздействие на это сущее. То есть, какие-то элементы символического ландшафта могут указывать на непроявленные, но действенные элементы, или не осознаваемые индивидом, или скрываемые им. Подготовленный проводник не может не заметить влияние этого «отсутствия», похожего на динамические силы неоткрытой, но существующей планеты. При их обнаружении, он может или корректно направить дискурс формирующегося пространства так, чтобы захватить их в его поток, или тактично умолчать об этом, если этого требует ситуация (публичность, состояние клиента, и пр.).
Собственно, уже один из ключевых вопросов «чистого языка» – «Что бы ты хотел, чтобы произошло?», по сути, ориентирует клиента как раз на ещё отсутствующее, пока не явленное, но уже определяющее его намерения и действия. Кроме того, реестр «чистых» вопросов может быть дополнен прямыми абсентеистскими элементами, в частности, вопросами о том «что отсутствует?», или «чего не хватает?» в каком-то сегменте формирующегося метафорического ландшафта индивида.
Мир, и всё его материальное и дискурсивное содержание исчерпывающе описывается символами всего трех видов – наличествования, характеристики, и действия. В структуре языка этим символам соответствуют существительное, прилагательное, и глагол – когнитивный, аффективный, и деятельностный символы. Когнитивный символ возникает в ходе первичной сигнификации, нарекает предметы, процессы и явления окружающего, реального или предполагаемого. Аффективный символ возникает в ходе вторичной сигнификации, отражает свойства и качества предмета, как морфологического, так и содержательного порядка. Деятельностный символ отражает связи, отношения и взаимодействия, в которые вступают между собой предметы, процессы и явления.
В символическом моделировании выделение этой трехчастной структуры происходит “по умолчанию”, через «чистые вопросы», вроде: «И что это за Y?», «И что делает Y?», «И есть ли что-нибудь ещё об этом Y?», и прочие. То есть, с мета-позиции формулировка запроса есть оформление когнитивного символа, описание характеристик запроса (проблемы) и ситуации – это формирование аффективных символов, и определение возможных действий в рамках ситуации – формирование деятельностных символов.
Сформировав для каждого элемента метафорического ландшафта описывающую его характерную символическую триаду, мы получаем возможность работать с ней в направлении подтверждения или коррекции какого-то из её элементов, если возникает такая необходимость, например, в случае преимущественно негативного её содержания в одном из элементов или во всех сразу. Другими словами, трёхчастная структура символа дает нам средства дальнейшей детализации и глубинной коррекции того или иного компонента метафорического пространства клиента.
Символическое моделирование хорошо тем, что позволяет созданному метафорическому ландшафту ветвиться и диверсифицироваться, причем, делается это в практически недирективной манере, в стиле легкой навигации. СИМ, однако, ничего не говорит о механизмах собственно формирования этих ландшафтов, той символической ризомы, которая возникает вокруг клиента прямо «на его глазах». Прояснение этого вопроса представляется важным, поскольку дает возможность максимально объективного подхода к той реальности, которая в СИМ описывается, но не анализируется. Без такого структурного анализа мы, однако, имеем ограниченные возможности по конструктивному воздействию на неё, а ведь именно это является рабочей задачей любой терапии.
Механизмы формирования метафорического пространства адекватно описываются в рамках концепции социальной конъюнкции (от лат. conjunctio – союз, связь, соединение), сформулированной мною в свое время для анализа феномена социальной интеграции. Подобно тому, как «символ» выступает родовой категорией по отношению к видовым категориям «знака», «метки», «метафоры», «индекса», и пр., не сводимым друг к другу, но объединяемым в «символе», категория «конъюнкция» объемлет в себе все виды социальных и психических явлений, относящихся к процессам и состоянию соединения чего-либо / кого-либо, с чем-либо / кем-либо. То есть, можно определять в качестве объектов исследовательского внимания «конъюнктивный процесс», «конъюнктивное содержание», «конъюнктивную эффективность», «конъюнктивную практику», «конъюнктивный дискурс», и прочее – всё то, что вольно или невольно не получает должного внимания при изучении феномена развертывания и формирования символических пространств или комплексов.
В своё время данную категорию активно использовал К.Г. Юнг, обративший внимание на частое соединение противоположностей, которое являлось одним из принципов средневековой алхимии, сочетавшей Солнце и Луну, телесное и духовное, мужское и женское, и пр. В рамках аналитической психологии Юнг объяснил этот факт феноменологически – как отражение процесса формирования нашей «самости», или психической целостности, к которой неизбежным образом стремится человеческая душа. Более того, Юнг считал конъюнкцию крайне важным феноменом для человеческой культуры вообще: «Алхимический образ coniunctio ценен и с психологической точки зрения: в исследовании темных глубин психе он играет ту же роль, что и в изучении загадки материи. Coniunctio представляет собой априори существующий образ, занимающий выдающееся место в истории психического развития человека».
Человек стремится хотя бы к относительной непротиворечивости своего мира, включая символический. Очевидно, что стремление к гармонии есть, по сути, стремление к сохранению человеческого рода, инстинкт выживания, реализующийся в витальной и ментальной плоскостях. Как известно, Вильфредо Парето, выделяя «остатки» базовых человеческих инстинктов, то есть, их последнюю, неудаляемую часть, на первое место из ряда шести «остатков» ставил «инстинкт к комбинациям». Психологически этот инстинкт отвечает за то, чтобы человек был способен усматривать отношения и связи в окружающем мире и производить ассоциации, то есть, соединять вещи друг с другом. И эта способность, фактически, не является предметом свободного выбора человека, как не может он по своей воле решить – дышать ему или нет. «Мы не можем не упорядочивать и не структурировать наше переживание внешнего мира, – говорит Тревор Нобл, – Подобно тому, как мы формируем созвездия из того, что на первый взгляд предстает случайно разбросанными звездами в ночном небе, человеческий разум естественно находит образцы, соответствия, отношения и значения в потоке событий и выражений чувств, с которыми он сталкивается». То же самое, на мой взгляд, можно сказать и о переживании нашего внутреннего мира.
Тем самым, символическая конъюнкция есть процесс комбинации сформированных компонентов метафорического ландшафта, в ходе которого каждая состоявшаяся комбинация приобретает статус компонента. Обратным феноменом является символическая дизъюнкция как процесс разъединения, разрушения сложившихся компонентов. В терминах нейронауки, всякая состоявшаяся конъюнкция представляет собой нейронный «структурный след», в то время как дизъюнкция выступает разрушением сложившихся нейронных связей.
То есть, метафорическое или символическое пространство есть, по сути, комплекс состоявшихся конъюнкций, базовым, первичным элементом которых выступает символ. Другими словами, символы объединяются в конъюнкции, конъюнкции создают символическое или метафорическое пространство, которое затем развивается в символическом дискурсе.
Таким образом, символическое моделирование, дополненное приведенными принципами дискурсивно-символического анализа, приобретает, с теоретической стороны, более фундаментальный характер, и с прикладной стороны – более диверсифицированный инструментарий, что позволяет осуществлять терапию или фасилитацию на более высоком уровне.
«Чистые вопросы» символического моделирования дополняются изложенными выше элементами, и включают в этом случае такие, например, расширения:
Тем самым, используя СИМ с дискурсивно-символической модификацией, мы получаем возможность более глубокого и детального структурирования символического/ метафорического пространства, и, соответственно, более эффективного воздействия на его отдельные компоненты или для их гармонизации с общим ландшафтом, или для их усиления и укрепления, или для их дизъюнкции, в случае открывшегося деструктивного потенциала, которым они обладают.